— Что-то не слишком чистое, — улыбнулась она.

Позвала одного из ассистентов и принялась за работу.

После операции Марио отвезли в палату. Доменика сказала, что до утра лучше оставить пациента здесь, утром она его ещё раз посмотрит, и если всё будет хорошо — то отпустит долечиваться домой. А пока велела спать.

Марио не сопротивлялся — после снятия боли от такого воспаления его и должно клонить в сон.

— Я сейчас съезжу домой и привезу, что скажешь. Соответственно, соображай, что нужно, кроме чистой одежды и зубной щетки. А тебе пока хорошо бы поспать, — Себастьен помог сыну улечься.

— Телефон привези, — сказал Марио. — Я про него вообще не вспомнил.

— Он где-то на поверхности?

— Должен быть возле компьютера.

— Привезу. Может быть, тебе нужно позвонить? И ты случайно помнишь номер на память? — прищурился Себастьяно.

— Нужно, но я не уверен, помню или нет.

— На, попробуй, — Себастьяно дал свой телефон.

Марио глянул на экран. Задумался.

— Нет, не помню. Это актриса? Или модель? Я такой не видел, она очень красивая.

— Нет, это настоящая девушка, и я с ней знаком.

— Ой, она шевелится. То есть звонит. Написано — Элоиза.

Себастьяно как по голове получил — да-да, Элоиза. Которой он не позвонил, что задерживается, и вообще не позвонил, хотя должен был бы. Если бы она ему в аналогичной ситуации не позвонила, то его паранойя уже цвела бы пышным цветом — то ли с ней что-то случилось, то ли он ей больше не нравится.

— Слушаю, сердце моё. Простите меня, пожалуйста. Готов претерпеть все возможные кары, какие вы только сможете измыслить. Да, случился небольшой форс-мажор, я вообще сейчас в клинике вашей Доменики. Нет, не со мной. Мне ещё нужно съездить домой, быстро, а потом я узнаю об обстоятельствах и позвоню. Непременно позвоню. Увидимся.

Сын некоторое время смотрел на него с изумлением, потом спросил:

— Это… твоя девушка?

— Да, — улыбнулся Себастьяно.

Наверное, это последствия операции? В обычном состоянии Марио с ним такое не обсуждает.

— А почему ты никогда не приводишь её на воскресный обед?

Только ещё не хватало приводить Элоизу на воскресный обед! В смысле — обременять Элоизу воскресными обедами в палаццо Савелли.

— Скажи, а почему ты сам ни разу не приводил ни одну девушку на воскресный обед? — смешно, честное слово, смешно, но вдруг он понимает?

Он, конечно, может сказать, что никаких девушек и близко нету, но…

Марио выдал без запинки:

— Вот ещё, её же бабушка живьём съест! И я её больше не увижу никогда!

Себастьяно расхохотался.

— И почему тогда спрашиваешь?

Марио взглянул на него… и тоже рассмеялся.

— Я не думал, точнее, думал, что… в общем, раз ты сам всегда приходишь…

— Если я прихожу один, то у меня нет, и не может быть никакой девушки? Как видишь, может, и она несколько беспокоится о том, куда я пропал, я ведь не предупредил, что куда-то уезжаю. Но сейчас я поеду домой за твоим телефоном и прочим, а тебе рекомендую спать.

— Я попробую, — кивнул Марио.

Дверь приоткрылась, заглянула Доменика.

— Как вы тут? Молодой человек, чего не спите? — она подошла к кровати, потрогала голову, потом ногу, потом ещё какие-то части тела по очереди. — Всё в порядке. Небольшая температура пока есть, но это нормально, к утру спадёт. Я наконец-то ухожу, с вами остаётся доктор Каффа, он ещё заглянет и посмотрит. Приду утром.

— Спасибо, донна Доменика, — Себастьяно поцеловал ей руку. — С вами, как всегда — быстро и эффективно. А без вас было бы очень трудно, Бруно-то ещё не вернулся.

— Ну, у них, как я слышала, всё в порядке, и у его высокопреосвященства тоже, — кивнула Доменика. — До завтра, монсеньор.

— До завтра, — кивнул Себастьяно.

Он глянул на Марио — тот спал.

— Вот видите, Элоиза, такой форс-мажор, — Себастьен вытянулся на диване, положив голову ей на колени.

— Понимаю, — кивнула она. — Хорошо, что Доменика в городе и сама всё сделала. Но ведь у вашей семьи есть какой-то собственный врач, вы говорили?

— У моих детей нет с ним никакого контакта. Или у него с ними. Честно, пока работало — я не вникал. Но в этом году почему-то работать перестало. Понимаете, дети в целом здоровы, и спасибо всем высшим силам за это, а с обычными детскими болезнями они как-то разбирались.

— Как он пережил больницу и чистку ноги?

— Нормально пережил. Разве что обычно он старается быть очаровательным со взрослыми, особенно с дамами, это сразу набавляет ему бонусов в их глазах, а тут ему было немного не до того, и он сегодня мрачен и молчалив. Но какие-то друзья его искали и беспокоились, и это хорошо, как мне кажется. Сын, к слову, вообще сказал, что не хочет жить дома, а хочет в школе, в его школе есть такая возможность — домой только на выходные.

— Может быть, ему что-то не нравится дома?

— Не удивлюсь. Видимо, я просто мало общаюсь с ним, и не знаю, что там у него реально в голове. Но если судить по себе, то в пятнадцать лет мне меньше всего хотелось бы, чтобы мой отец знал, что у меня в голове. Я и не пристаю. Он не блестяще, но учится, серьёзных проблем с ним нет, вот я и не беспокоюсь. Но если по мне, то я бы свихнулся жить в одном доме с моей матерью, сестрой и дочерью разом. Поэтому если он не раздумает, то я его поддержу — пусть попробует сам. Не понравится — вернётся, в конце-то концов, — и вдруг спросил: — А вы что думаете?

— Что бы я сделала? На вашем месте или на месте вашего сына, которого я ни разу не видела и даже по слухам не знаю? Я странная и считаю, что если человек чего-то хочет, и это не выйти в окно, не шантаж, и не убить кого-нибудь, то пусть его. Может быть, он вправду хочет попробовать пожить самостоятельно? У него же нет опыта, я правильно понимаю?

— Правильно, он всю жизнь с бабушкой.

— Честно говоря, ваша матушка — герой. Правда, меня тоже воспитывала бабушка, но я-то как раз дома не жила. Другое дело, что она могла по-родственному приехать в Санта-Магдалена в любой момент. Я не злоупотребляла, но иногда пользовалась.

— Значит, завтра ещё с ним поговорим. А сейчас — с вами и только с вами. Скажите, вы не сердитесь на меня в итоге?

— Да о чём вы, — усмехнулась она. — Я просто помню, что у вас за работа — вы в любой момент можете исчезнуть, и в любой момент можете попасть в историю. Но невыразимого беспокойства я не испытывала, поэтому далеко не сразу решилась позвонить. Мало ли, где вы есть и что делаете?

— Правильно, что позвонили, — улыбнулся он, сел и обнял её.

13. Размышления

Вечером в субботу Элоиза и Себастьен сидели за столиком маленького ресторана за углом от пьяцца Барберини. На следующий день должны были вернуться если не все, то Шарль и те, кто сопровождал его в поездке. Их две недели завершались.

— Вы не жалеете, что провели это время у меня? — спросил Себастьен.

— Нет, — покачала она головой. — Это был чудесный опыт.

— Тогда спрошу по-другому: вам понравилось?

— Да, — ответила она, глядя ему в глаза. — Но завтра утром я проснусь и перееду обратно.

— Рассказывайте, почему так.

— Потому, что во дворце вместе жить не следует. И потому, что я привыкла к немного большей свободе и самостоятельности.

— Чёрт, я тоже привык к несколько большей свободе. Но мне кажется, что этот вопрос решается при помощи той самой пресловутой большой раковины. Как вы на это смотрите?

— Прямо сейчас — исключительно абстрактно. Я хочу на некоторое время вернуться к себе. И подумать. Понимаете, у меня всю жизнь было это самое «к себе». Даже когда я жила с кем-то ещё, мне было, куда пойти и перевести дух, если становилось тесно и душно. Но это про меня, это не про вас. Вы всё это время были очень внимательны ко мне, были очень гостеприимным хозяином, и у нас получились чудесные каникулы. Несмотря на историю с фотографиями и работу. Я не стала думать о вас хуже, нет, мне просто нужно выдохнуть.